Поиски путей - Страница 3

— Люди — грязные сволочи.

— О, Семья Л-Та! — восклицает Ар-Нель, воздевая очи горе. — Небесный свет и служение идеалам! Вы ожидали увидеть здесь благородных рыцарей, мой дорогой? Они не ходят сюда, а мы с вами должны учесть: Юноша может быть убит на поединке не только святой рукой возлюбленного.

Юу замолкает, напряжённо наблюдает за началом боя.

У шкета на сей раз — настоящий противник, вооружённый отличным клинком. Сразу заметно, насколько мальчишке повезло с предыдущими — против опытного и серьёзно настроенного бойца у него нет шансов, а площадка слишком мала, чтобы можно было бесконечно уворачиваться и удирать. Горожанин сходу втыкает меч мальчишке в левое плечо. Я вижу, как у шкета белеет лицо; он делает два неверных шага — но ухитряется устоять на ногах.

— Лучше ложись, — советует горожанин с иронической ласковостью. — Послушной девке многое прощают.

— Зачем тебе девка, никудышник? — выдыхает шкет.

У горожанина раздуваются ноздри. Он приходит в ярость, на миг потеряв самообладание — и пропускает роскошный удар. В скулу. Глаз моментально опухает — такой фонарь, что любо-дорого.

— Тебя должны были продать в золотари! — шипит горожанин. Он в бешенстве и не собирается сдаваться. — Ну да я это исправлю — я обрежу тебя прямо здесь и приглашу всех желающих поучаствовать в развлечении! Выйдет великолепная метаморфоза — если выживешь, дрянь!

— Все никудышники много болтают, — режет шкет и находит в себе силы усмехнуться.

В ответ горожанин начинает атаку. Парень больше не может двигаться быстро — судя по лицу, он с трудом балансирует на грани обморока — но пытается парировать удар. Палкой, ну да.

Через мгновение у него в руках кусочек тростникового стебля, срезанный наискосок. Длиной в две ладони. Горожанин отвратительно ухмыляется.

Парень озирается, находит взглядом владельца борделя и чиновника, кричит:

— Мне палка нужна!

Зеваки хохочут. Чиновник и солдаты — тоже. Владелец притона сплёвывает:

— Возьмёшь у своего господина, дешёвка!

У парня слёзы наворачиваются на глаза. Горожанин указывает на него мечом:

— Ну, уродец, что будешь делать? То, что прикажут — или умрёшь?

— Трус! — хрипло бросает парень. — Трус и подлец!

Юу сжимает кулаки.

— Люди — гады… Я дам ему меч.

— Не делайте глупостей, — Ар-Нель хватает его за локоть. — Не спасёте его и погубите себя — если станете соучастником убийства: победа раба над господином — это убийство, если вы забыли. Наш статус не позволяет выкупать рабов — вы не сможете…

— Да что ты смотришь?! — вопят в толпе. — Кончай его! Только обрежь сначала!

Все на взводе, пьяны кровью. Обречённому никто не поможет.

— Отбросы! — голос Юу точно так же охрип, как у шкета с обрубком палки. — Грязные твари.

— Здесь нет настоящих, — откликается Ар-Нель. — Вы же видели — Всегда-Господа, трусы и неумехи, у которых не хватает мужества на равный поединок. Ничтожества, наслаждающиеся чужим унижением и болью. Уличный сброд, нюхающий кровь и похоть, как псы. Понимаете, почему это — Дом Порока?

— Убивай, ну! — выкрикивает парень в отчаянии.

Горожанин снова гадко ухмыляется:

— Рано ещё.

И тут я слышу собственный голос:

— Эй, хозяин! Я за него заплачу — полную цену.

— Стойте! — тут же вопит хозяин, перекрикивая все голоса; обрадовался шансу получить-таки кое-какую прибыль. — Стойте, Господин! — и, выскочив на площадку, хватает горожанина за руку. — Вы дрались даром, а этот Уважаемый Господин платит деньги!

Ещё бы я не Уважаемый! На мне знаки Свиты Государыни, я, с некоторых пор, из Всегда-Господ. Мои ребята смотрят благодарно, зеваки отпускают шуточки, парень делает ко мне два шага — и бухается передо мной на колени. Я вытаскиваю кошелёк, отдаю Ар-Нелю: "Заплати", — и поднимаю раненого на ноги.

Он приваливается ко мне всем телом, поднимает глаза:

— Неважно, что вы — Вдрызг-Неизменный, неважно… я не вор, не верьте… я буду вам предан…

— Уважаемый Господин, — встревает хозяин с моим кошельком в руках, — пойдёмте в Дом, там старухи сделают всё, что надо — заштопают вашу рабыню, кровь остановят…

— Мы с Ча пойдём, пожалуй, домой, — говорит Юу, расплываясь в улыбке. — Нам не годится встревать.

Ар-Нель наблюдает за мной, тоже улыбаясь, качает головой:

— Много нужно крови, чтобы тебя согреть, Ник…

Из дверей Дома и окон первого этажа, приоткрыв пергаментные ставни, выглядывают женщины. Зеваки втягиваются внутрь, чиновник с конвойными солдатами удаляется.

Я поднимаю плащ и укутываю шкета, которого мелко трясёт, то ли от холода, то ли от напряжения. Иду с ним к Дому — и думаю о том, как основательно я влип.

Нас — меня и раненого — провожают в Дом Порока. Женщины без накидок, в корсажах, поднимающих полуобнажённую грудь под самый нос, и коротких пёстрых юбках с разрезами до пояса, якобы обтрёпанных по подолу, с высокими причёсками и подведёнными глазами, следят за нами тревожно и печально. Мы проходим просторный зал — понятия не имею, зачем он нужен, не для танцев же — и по длинному коридору добираемся до комнатушки, отделённой от других условной перегородкой из фанеры, оклеенной бумагой. В комнатушке — неизменный фонарик с Добрым Словом (в данном случае — довольно-таки глумливо звучащее здесь: "Любовь поднимает до Небес"), широкая тахта, обтянутая плотной тканью в засохших бурых пятнах, кадка с водой и кувшин. Вместо двери — шелестящий полог из стеклянных шариков, нанизанных на длинные нити. Стены проводят звук идеально — можно отчётливо расслышать в соседних "нумерах" нервное хихиканье, ругань, стоны, крики, хохот, кажется, звуки ударов, бренчание на лютне…