А Творец-Отец устами пророков, которых до сих пор родилось семеро, периодически изрекал свою волю. Истинный Путь, телесная чистота, отвага, честь, братская любовь — всё это даёт некий шанс на посмертное пребывание за Золотыми Вратами, в эдеме. Женщиной быть, в общем, стыдно — и женщина не имеет никаких прав и шансов. Разве что, при полной покорности судьбе и завидной набожности — Творец в неизбывном милосердии своём может вернуть ей статус посмертно. Но это — почти святой женщине, а таких, как известно, не бывает.
С другой стороны, женщине относительно простительнее суицид. Женщина — жалкая, слабая тварь, ей намного хуже не будет — да и рожать, в сущности, не привыкать стать.
К концу длинного рассказа Эткуру забывает о вине и говорит нараспев. Его глаза блестят — он уже кажется мне вполне фанатиком, но вдруг печально заканчивает:
— Я-то — грешник, Ник. Я злой — и не могу не думать о женщинах. Север совсем погубит мою душу — потому что здесь, отчего-то, я злюсь больше, чем раньше, а думается слишком уж… много. Красочно.
И мне приходит в голову безумная идея. Если бы не история с Ри-Ё, я бы до такого рискованного фортеля, конечно, не додумался — но теперь…
— Львёнок, — говорю я, — если я достану тебе северную красавицу, будешь ли считать меня другом? Это такая честь, что большего мне и не приснится…
Эткуру хлопает меня по спине и наливает ещё:
— Рабыню?
— Хочешь — раба? — спрашиваю я пьяно, с широким жестом. — Девственника? А? И — ты сам…
— Ох, Ник…
— Львёнок, — говорю я проникновенно, — я чужой здесь — и ты чужой здесь. В этом что-то есть. Знак с Небес, а?
— Буду считать другом, — кивает Эткуру. — Хочешь — поедешь со мной в Лянчин? Когда всё закончится…
— Сперва выполним миссию, — говорю я. — Да?
И мы обмениваемся тычками, как старые приятели.
Я ухожу из апартаментов для гостей, покачиваясь. Чувствую себя превосходно: кажется, мне удастся накормить волков, сохранив овец. Информация — далёкой родине, а двум здешним королям — шанс бескровного решения конфликта.
Если всё выгорит.
Умница, конечно, Ар-Нель. Но в качестве союзника нам нужнее не Анну, а Эткуру. Анну — всего-навсего даровитый военачальник, даже не в самых высоких чинах, а Эткуру имеет полупрозрачный, но реальный шанс унаследовать лянчинский престол. Возможно, он может повлиять на своего отца. В конце концов, он может заключить мир с Кши-На от имени Лянчина.
Забавно, что всё время разговора толстяк-никудышник так и просидел за своими бумажками. Молча, Дуэнья при лянчинском принце? Не умора ли? Что-то в этом есть от евнуха в гареме… хотя, чушь я думаю, конечно.
Возвращаясь к себе, встречаю милейшую Да-Э. Госпожа Ит-Ор, Язычок-Штопором, мило мне улыбается и наклоняет головку. Змейка. Очень хорошо, как раз хотелось перекинуться парой слов.
— Да-Э, — говорю я, — ты мне пару минут не уделишь? Не слишком торопишься, а, Белый Цветок?
— Конечно, Вассал Ник, — говорит она. — Предана вам безмерно, всем своим существом, кроме, разве что, жалкого смертного тела. Вы хотели поговорить?
— Ага, — говорю. — Мне тут пересказали твой анекдот о половинках… Хе-хе, занятно. Просто даже удивлён, какая у тебя бурная фантазия.
Да-Э не удерживается и хихикает.
— О, Небо! Вассал Ник, это вас обидело? Боги, боги знают — я не хотела…
— Почему — обидело? Заинтересовало просто.
Да-Э не без труда делает очаровательное личико серьёзным.
— Ну хорошо, хорошо… видите ли, Вассал Ник, я, в общем-то, и не придумывала. Однажды, лет шесть или семь назад, ещё ребёнком, я услышала удивительную историю, которую рассказывал моему отцу его товарищ. Господин Учитель Лон-Г, он преподаёт анатомию и хирургию в Государевой Академии Наук…
— Подслушивала? — уточняю.
— Ах, Уважаемый Господин Ник! Моё Время тогда ещё не наступило… или едва-едва наступило… конечно, подслушивала!
— Так и что же?
— Вас не шокирует известие, что медики вскрывают тела мертвецов? О, только, конечно, умерших негодяев — и исключительно для того, чтобы взглянуть на человеческие органы, скрытые от глаз! Им ведь приходится лечить больных, а для этого необходимо…
— Я понял, милая. И ты подслушивала такие вещи?
— О, умирая от ужаса! Но ведь невозможно было уйти…
Нет, Да-Э — прелесть, всё-таки! Люблю я нги-унг-лянцев…
— Так что ж Учитель сказал?
— Он рассказывал, что в Академию, к ним на кафедру, привезли тело казнённого преступника. То есть, этого преступника не убили, а просто обрезали — и он, почему-то, через небольшое время умер. Со слов Учителя, это был громадный, уродливый человек… — и запнулась.
— Как я, чего там…
— Не знаю, Вассал Ник. Я лишь повторяю то, что слышала, а вовсе не видела своими глазами. Учитель сказал, что злодей умер от потери крови. То есть, его рана не закрылась, как у всех, а кровоточила, кровоточила и кровоточила. Тюремщики, конечно, не умели ничего сделать — там ведь не перевяжешь! — и хихикнула, чертовка. — Когда он скончался, они решили, что несчастный страдал какой-то страшной болезнью — и дали знать медикам.
— Вправду болел? — наивничаю я. Моей спине холодно.
— В том-то и дело, Вассал Ник. Несчастный злодей был уродом от рождения. У него всё — ну абсолютно всё, понимаете ли — было устроено неправильно. Сердце. Печень. Сам скелет. Но именно то место, куда нанесли рану, оказалось уродливее всего. Представьте, его женское естество не то, что не раскрылось, как у прочих никудышников — его не оказалось вовсе! Пустышка! Полнейшее ничто! Поэтому бедный негодяй и не смог жить…